и через его посредничество подать просьбу Управляющему ложей. Просьба вручалась рекомендующим не с глазу на глаз Мастеру стула, а в присутствии братьев, когда, после окончания работы ложи, по кругу проходила так называемая кружка-предлагательница, куда опускалась просьба. При открытии предлагательницы все просьбы и заявления читались секретарем вслух, и если попадалось заявление о желании профана быть посвященным в таинства масонства, то имя профана выставлялось в зале ложи, где и оставалось на виду две недели. В течение этих двух недель в обязанность всех членов ложи вменялось расследование о нравственности, характере, гражданских и семейных «добродетелях» предложенного к приему. Поручитель же, которым в большинстве случаев являлся предложивший профана, «долженствовал прилежать» изменить нрав кандидата, если на то будет необходимость, «дабы не оставить его еще погрязшим в какие-нибудь склонности, противные всему тому, что он будет слышать при своем принятии». По истечении обязательного срока следовала баллотировка, если не имелось никаких порочащих сведений. Даже один черный шар мог отдалить прием и вызвать новое расследование, если только названная Мастеру стула причина не оказывалась настолько незначительной, что он мог своей властью заменить черный шар на белый. При наличии трех черных шаров в приеме обычно отказывалось, и лишь через некоторое время, иногда через несколько лет, профан мог возобновить свое ходатайство. О забал-лотировании профана тотчас ставилось в известность все братство Вольных Каменщиков, а в случае благоприятного исхода все члены этой, а иногда и дружественных лож приглашались на прием профана в Орден, то есть присутствовать на торжественном посвящении в первую степень иоанновского ученика.

Масонский ковер. T.C.

Обрядов посвящения было несколько видов, но все они были весьма торжественными. Приведу обряд посвящения, каким он был в России в XVIII в. в союзе Великой Национальной ложи и во многих ложах начала XIX в.

В назначенный день и час поручитель, завязав профану глаза, вез его в помещение ложи, где уже были в сборе все приглашенные Вольные Каменщики. По приезде он отводил его в так называемую «черную храмину», где и оставлял его одного, предупредив, что он имеет право снять с глаз повязку только тогда, когда станет совершенно тихо, не будет слышен даже малый отзвук удаляющихся шагов.

Черная храмина, или храмина размышления, была невелика и лишена окон; дверей, через которые был введен испытуемый и в которые вышел поручитель, не было видно, так искусно они были замаскированы. Высота потолка едва позволяла стоять, выпрямившись, человеку среднего роста. Покрашенная или затянутая тканями храмина была однотонно черная, чем скрывался ее реальный размер, тем более что она была едва освещена. С потолка свешивалась треугольная лампада, в которой три тонких свечи давали «свет трисиянный». В одном углу — черный стол и два стула. На столе — берцовые человеческие кости и череп, через глазные впадины которого было видно сияние горевшего внутри спирта. Тут же — Библия и песочные часы. В противоположном углу находился человеческий скелет с надписью над ним: «Ты сам таков будешь». В двух других углах стояло по гробу; в одном из них — искусно сделанный мертвец с признаками тления, второй гроб — пустой.

Тьму, смерть, тление, слабый свет, часы и открытую Библию — вот что видел каждый посвящаемый, когда впервые снимал со своих глаз повязку, находясь в масонском братстве. Проходило около четверти часа, и в помещение входил проводящий обряд. Изумленному, испуганному или равнодушно взиравшему профану он объяснял значение черной храмины более или менее витиевато, нередко в следующих выражениях: «Вы посажены были в мрачную храмину, освещенную слабым светом, блистающим сквозь печальные остатки тленного человеческого существа, помощью сего малого сияния вы не более увидели, как только находящуюся вокруг вас мрачность, и в мрачности сей разверстой Слово Божие.

План приемной ложи[43]. T.C.

Может статься, вы вспомнили тут слова Священного Писания: “Свет во тьме светится и тьма его не объят”. Человек наружный — тленен и мрачен, но внутри его есть некая искра нетленная, принадлежащая Тому Великому, Всецелому Существу, Которое есть источник жизни и нетления, Которым содержится вселенная. Вступя к нам в намерении просветиться, при первом шаге получили вы некое весьма изобразительное поучение, что желающий света должен прежде узреть тьму, окружающую его, и, отличив ее от истинного света, обратить к нему все внимание. Повязка, наложенная тогда на ваши глаза, загородила то чувство, которое едва ли не более прочих развлекает наше внимание, дабы вы, устраняясь от наружных вещей, сильно действующих на наши чувства, всего себя обратили внутрь себя, к источнику вашей жизни и блаженства». Цель Ордена троякая: сохранение и передача потомству таинства (тайного знания); исправление членов Ордена; исправление собственным примером и людей, вне общества находящихся, а также всего рода человеческого. Орден требует исполнения семи должностей[42]: повиновение, познание самого себя, отказ от гордыни, любовь к человечеству, щедрость к людям, скромность, любовь к смерти. Ритор подробно разъясняет важность этих обязанностей, их неразрывность, а затем сразу же требует доказательства первой, третьей и пятой; в знак послушания испытуемый должен позволить завязать себе глаза, в знак отвержения гордыни — снять верхнюю одежду, эти отличия земной жизни, в знак щедрости, — отдать все деньги и драгоцен ности. Приставив к обнаженной груди острие меча, ритор выводит посвящаемого из черной храмины.

«Труден путь добродетели» — такими словами почти неизменно начинал ритор свои наставления во время шествия в ложу. Необычное зрелище представляло собой это шествие: вели разутого, полураздетого человека, неуверенно ступавшего, невзирая на дружески направлявшую руку сопровождающего, одетого вычурно, украшенного различными знаками и лентами, в круглой шляпе и с накинутой на плечи епанчой; длинный сверкающий меч держал сопровождающий в вытянутой свободной руке и острием его слегка касался обнаженной груди посвящаемого. Один неверный шаг, неосторожность — и ранение неизбежно. А между тем путь неровен, — то «каменные крутизны», то куда-то «в неизвестные глубины нисходящие скользкие ступени». «Елико возможно должно теснить путь испытуемого, — гласят уставы, — вести его против всех свирепствующих стихий на испытание духа и воли его».

Но кончается трудный путь, слышно пение:

«От нас, злодеи, удаляйтесь,

Которы ближнего теснят;

Во храмы наши не являйтесь,

Которы правды не хранят!»

«Вход воспрещен злому вольнодумцу, рабу пороков и страстей, для злобных сердцем властолюбцев, сынов неги, сластолюбцев не растворятся врата масонской ложи».

Другая песнь сменяет первую, — это не угроза приближающемуся профану, а ободрение посвященным.

«Мужайтесь, братья избранны,